Дерево

Солнце! Удивительно, в этом северном городе столько солнца! Оно повсюду: солнечные лучи раздвигают облака; отражаются, сверкают в волнах Невы, играют на каждом листочке деревьев. Кажется, что солнцем город заполнен до краев. А птицы! Их щебет, пение, суматоха у гнезд — всё говорит о новом витке жизни, о начале нового и радостного времени. Молодой человек с военной выправкой, волевыми чертами лица и звёздочками на погонах, шел по улице Фурштатской и улыбался. Улыбался солнцу, весне, первым зелёными листьям, щебету птиц. Так казалось прохожим. Но на самом деле молодой зам. командира танкового батальона радовался очень значимому событию в своей личной жизни — у него сегодня родилась дочь! И хотя все вокруг утверждают, что отцы только и мечтают о сыновьях, он ждал именно дочь. Он даже представлял ее себе — светловолосую, голубоглазую, с очень звонким голосом. Мысли о голосе навеял скворец. Он уселся на ветку раскидистой липы, почистил перышки и пробовал свой голос, старательно выводя трели. «Вот так моя доченька будет старательно выводить ноты своим звонким голоском», подумал мужчина и улыбнулся своим мыслям. Вот как далеко унесли его мечты о будущем дочки, которая только сегодня появилась на свет. «А интересно, слышно ли песня скворушки жене?» — подумал мужчина и поднял голову. Он стоял рядом со старинным зданием, в котором располагался родильный дом и смотрел на его окна. «Знать бы где она сейчас, — подумал он, — если в палате, то может и не слышать, а если рядом с родильным залом, то весенняя песня долетит и до неё». Ему позвонили из родильного дома и сказали, что у него родилась дочь, назвали вес, рост, сказали, что роды прошли хорошо и с его женой все в порядке. И он отправился сюда, прямо к родильному дому, чтобы стоя под его окнами позвонить жене. Ему казалось, что их сегодня не должно разделять расстояние. Жена обещала позвонить не раньше, чем возьмёт дочь на руки и не убедится, что ее ребёнок в её руках. Всё это было так не похоже на то, как бывает часто в стенах этого родильного дома — ни присутствие отца на родах, ни ежеминутные звонки друг другу, ни длинного фотоотчета о каждой минуте, проведённой в родильном зале или первых минутах в палате. Ничего. Они с женой, не говоря друг другу причины, сознательно поступали «по старинке». Они просто не верили своему счастью, боялись словом, взглядом спугнуть его...

Скворец на липе закончил распевку и сейчас его заливистая трель буквально перекрывала все звуки городской улицы. Мужчина внимательнее всмотрелся в рисунок древесных ветвей и понял: да, это та самая липа. И воспоминания нахлынули на него. Под этим самым деревом стоял он, тогда ещё совсем молодой командир роты, старший лейтенант и одной рукой опираясь о ствол дерева, другой пытался расстегнуть крючки шинели, рвал ворот, чтобы дать холодному воздуху остудить грудь. Дышать, просто дышать, казалось, он не мог. Буквально несколько минут назад, ему сказали, что его первенец родился мёртвый. Ни операция кесарева сечения, которую предприняли врачи, ни их борьба за жизнь крохотного человека ни к чему не привела. «Поздно, очень поздно», — эти слова в ответ на его «почему» поспешно произнес врач. «Сейчас мы все боремся за жизнь вашей жены. Только бы не было поздно», — сказал врач и ушёл. А он выбежал на улицу, прислонился к этой вот липе и не мог даже заплакать. Да что заплакать! Глоток воздуха вдохнуть не мог. Конечно, он понимал, жена до последнего месяца беременности не хотела уезжать из крошечного городка, где стояла и танковая бригада и где он, молодой старлей, только получивший под свое командование роту танкистов, готов был дневать и ночевать на стрельбах и в ремонтных мастерских. Ну не было, не было в небольшой больнице этого городка ни опытного акушера, ни УЗИ, ни лаборатории. А за 280 километров в областной центр он смог отвезти жену всего три раза за восемь месяцев. Им молодым, живущим вдалеке от родителей, было просто невдомек, что беременность требует огромного внимания к здоровью женщины, постоянного врачебного контроля, опыта и знаний от всех врачей, к кому приходит за советом беременная женщина. И когда за месяц до родов состояние жены стало резко ухудшаться, появились сильные головные боли, внезапно стало подниматься давление. Отеки, сопровождающие молодую женщину на протяжении беременности, стали просто угрожающими — он срочно выхлопотал внеочередной недельный отпуск и привез ее в свой родной город. В тот родильный дом, где он сам появился на свет. Но было уже поздно. Многочисленные капельницы, уколы, различные манипуляции — все было бесполезно. Время было упущено. Операция, на которую врачи возлагали последние надежды, не помогла. Ребенка они потеряли, жене пришлось долго лечиться. Мужчина вспомнил, что жена тоже рассказывала ему про липу. В то время в Петербурге едва стал сходить снег, еще ночью бывали ощутимые морозы, налетал пронзительный ветер, но грачи уже прилетели. И, несмотря на непогоду и капризную питерскую весну, начинали строить гнезда. «Представляешь, — рассказывала ему жена, — какие упорные птицы. Ветер налитит, кажется, все их ветки, принесенные за день, разметать готов. А они усядутся на липу и сидят, словно от ветра гнездо караулят, а на утро вновь строят и строят». Он слушал ее и думал, а хватит ли им упорства так же, после постигшей их бури вновь строить свое гнездо? И где она, их заветная липа? О пережитых минутах отчаяния жене он, естественно, никогда не говорил. Просто, как настоящий мужчина, стал бороться за свою семью, вить свое гнездо. Старательного, ответственного капитана заметили, повысили в звании, однажды даже появилась возможность выбрать место службы. Не раздумывая, попросился под Питер. Здесь жили его родители, стало быть, здесь его корни. А еще он помнил, врачей родильного дома. Помнил, как не отказали, приняли его жену, как делала все, чтобы сберечь жизнь его ребенку, а потом и ей. В профессионализме врачей он был уверен и поэтому вновь повел жену в этот роддом. Когда они подошли к дому на Фурштатской, стояла осень. Листья на липах, словно детские ладошки, ни минуты не были спокойны на ветру. Он сорвал с нижней ветки дерева два желтых листика, один протянул жене: «Сбереги, на счастье», и они переступили порог роддома вместе. Многочисленные анализы, процедуры, лечение... (За время от их первого визита родильный дом объединил в себе и женскую консультацию, и центр планирования семьи). И вот, уехав со своими танкистами на стрельбы, он получил от жены письмо, а в нем — листик липы и два слова на нем: «ждем дочку». И сегодня, в весенний день на липе о рождении его дочери песней возвестил скворец. Жена родила сама, хирургического вмешательства не потребовалось. Такое возможно при умелом ведении родов и опытных акушерах, оказывающих помощь роженице. Так что жена была благодарна родильному дому и за полноту материнства. Вернувшись домой, как-то вечером вспомнила о липе, под окном родильного дома. Врачи, работающие на Фурштатской, не один десяток лет, рассказали об этом замечательном дереве. «Липы тут росли всегда», — говорили они. На старых гравюрах и на черно-белых фото этого уголка города липы присутствуют. Одно дерево своей кроной дотянулось до пятого этажа, его ветки заглядывают в окна послеоперационной палаты. И мамочки, которым пришлось нелегко в родах, открыв глаза видят ветви, листья этого дерева. И что интересно, эта липа, словно пробуждает город от зимы. Первые обосновываются на ней грачи, вьют гнезда. Затем прилетают скворцы. Как они уживаются на одном дереве — непонятно. Но песням скворушки громкий крик грачей ни разу не помешал. После летних дождей, аромат липового цветения можно услышать за несколько кварталов, а осенняя листва засыпает весь тротуар и приятно шуршит под ногами. Когда выдавалась свободная минута, молодой мужчина с женой и маленькой дочкой в коляске любили гулять под липами.

Жизнь военных переменчива к месту жительства. Семье нашего знакомого пришлось перебраться к новому месту жительства, в первопрестольную. Глава семьи был направлен на учебу в академию и жена с дочерью уехали вместе с ним. В город над Невой они вернулись когда их дочь окончила третий класс. И пришли в родильный дом. Да-да, в семье ждали сына и муж с женой другого места для рождения наследника и не искали. После традиционной встречи в кабинете главврача, беседы с акушером, выбором палаты и прочими организационными вопросами зашел разговор о житье-бытье. Глава семьи, теперь полковник, заместитель командира знаменитой танковой бригады внимательно слушал главврача об изменениях в роддоме. О новшествах, об усовершенствованиях. Когда речь зашла о вновь построенном шестом этаже роддома, военный воскликнул: «А липа! Наверное уже до шестого этажа доросла!». «А вы что же, ничего не заметили», — удивился главврач. «Старые липы срубили, они росли очень близко к зданию, это соседство стало опасным, да и деревья очень-очень старые. Чуть ветер посильнее, могла беда случиться» — продолжал он. Полковник слушал его, потрясенный новостью. «Да липам этим лет по двести, наверное», — произнес он. «Водитель мой класс показал, почти под дверь подъехал, я жене выйти помогал, вот и не увидел изменений», — как бы оправдывался он. «Посмотрите, целый бульвар молодых деревьев городское „зеленое хозяйство“ высадило, газоны разбили, лавочки удобные и красивые установили. Прямо от родильного дома бульвар начало берет», — продолжал врач. «Нам те, старые липы были дороги, — смущаясь и улыбаясь каким-то своим мыслям продолжал полковник. — На них птицы гнезда вили, а эти молодые деревца когда еще на своих ветках птенцов покачают? Доктор, вы уж не смейтесь, но мы, когда дочь из роддома домой забирали, кусочек ленточки, которой ее конверт был перевязан, липе на ветку привязали. Вроде, как привет липе от нашей доченьки передали». «Да не вы одни так делали, — успокоил отца семейства врач, — многие ветки украшали розовыми и голубыми ленточками. Нам не раз и замечания за это выслушивать приходилось. Отцы некоторые, от радости, и шары воздушные гирляндами к веткам привязывали, все бывало». «К молодым деревцам нескоро подступиться можно будет, жди, когда подрастут», — сокрушался военный. Вдруг, новая мысль пришла ему в голову. «Доктор, а про крупномеры вы слышали? Это когда уже взрослые деревья пересаживают, с огромным комом земли. Их специальная техника перевозит. Ра-а-з, и сразу до шестого этажа дерево выросло!», — по-детски радовался полковник, найденному решению вопроса. — «С доставкой я вам помогу, у нас вся техника, можно сказать, специальная». «Дорогой вы мой, — улыбнулся в ответ врач, — да если бы дело было только в технике! Я бы и сам дальномер этих крупномеров заказал», — каламбур у врача вышел случайно и оба они, он и полковник, улыбнулись. — «Но нельзя, нельзя рядом со зданием высокие деревья сажать. Будем ждать те, что на бульваре».

«Будем ждать!» — по-военному четко ответил полковник. Он попрощался с главврачом и они с женой ушли. Но что-то то ли во взгляде, то ли в интонации военного подсказало врачу, что долго ждать полковник не будет. Ну не такой он человек! Ждать пока дерево вырастет не в его характере, свое гнездо он вьет уверенно. «Только бы обошлось без танков и крупномеров. Танки на улице, это по-крупному», — подумал главврач и вновь отметил свой каламбур улыбкой.

Главврач оказался прав. Нет, не на счет танков, тут все было в порядке, танки и танкисты несли свою службу исправно. Но ровно через неделю в кабинет к главврачу вошел военный. «Ждать не будет», — только поздоровавшись заявил он и развернул на столе главврача ватман. На большом листе был изображен родильный дом, а рядом — липа. Дерево было небольшое, но пропорции того, старого дерева были соблюдены четко. Каждая веточка, словно протягивала прохожему свою ладонь. «Мне наши инженеры-ремонтники посоветовали сделать дерево из металла. Такое — хоть триста, хоть четыреста лет простоит. Составы у нас антикоррозивные есть замечательные, ветра с моря не страшны будут. Давайте такое поставим, доктор?» — взгляд военного с затаенной мольбой как бы искал поддержки у главврача. — «Дерево — это же сама жизнь. — продолжал он. Тут и корни — родные твои, родина. И ветви — дети, внуки. И ты сам — ствол. И жизнь твоя — а в ней и юность — весна, и лето — зрелость, и осень — старость. И после зимы — все по кругу — новая жизнь. А вместо листьев пусть будут те самые ленточки. Хотите — розовые и голубые, хотите, как листья: зеленые, желтые, красные. А на них пожелания всем новорожденным: здоровья, счастья, любви. Доктор, прошу Вас, соглашайтесь! Мои умельцы та-а-кое дерево сделают!» Врач молча и удивленно слушал этого человека. Перед ним стоял военный. Волевое лицо, стать, уверенный командный голос. Этот мужчина выбрал мужскую профессию, мужественно преодолел беду, обрушившуюся на Его семью, нашел силы в себе идти вперед и поддержал свою жену. Он любит свою десятилетнюю дочь, он отлично воспитывает своего сына. Что заставляет его столь усердно переживать, быть дереву у родильного дома, и какому, или нет? Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у врача и он, казалось, знал ответ на все свои вопросы. Родильный дом на Фурштатской давно стал «своим», «родным» для всех родителей и детей. «Дом стоит. Дети в нем рождаются, но ведь рядом есть еще роскошная липа, возьмем над нею шефство ?» = улыбнулся он полковнику. У военных есть замечательный ответ и он прозвучал в кабинете главврача громко, как и положено ему звучать: «Так точно!»

«Минуточку!», — окликнул уходившего военного врач, — «А гнездо? Где же гнездо на нашем дереве?» «Не волнуйтесь, доктор. Ваше гнездо самое лучшее! Смотрите, сколько птенцов в нем появилось только в этом году! А сколько родится еще!» И полковник показал рукой на стену, сплошь увешанную фотографиями чудесных, улыбающихся малышей, отправившихся в полет из нашего гнезда — Родильного дома на Фурштатской.